ЕЛЕНА ТИХОМИРОВА

БЕСПОКОЙНАЯ СЕРДЦЕПТИЦА

ТАНЦУЙ, ЭСМЕРАЛЬДА

Танцуй, Эсмеральда-жизнь, под бубен простого счастья,
пускай Квазимодо-смерть завистливо наблюдает.

Не нам понимать, кто за нас решает
прощать ли, прощаться иль ждать причастия,
поверить, проверить, понять, запомнить –
мы можем лишь впутаться в этот танец,
души приоткрыть уголок укромный,
в котором оливы и померанец,
святые и черти, вороны да голубицы,
мессия на белом осле выбирает город…

Но сколько же это ещё продлится?
Открыты ворота, со скрипом ворот
в засохший колодец спускает вёдра
и не зачерпнуть им ни капли влаги.

Пока на ветру полыхают флаги,
танцуй, Эсмеральда,
смотри, Квазимодо.

СОЛОМОНОВО

Память рухнула, мир утащив Атлантидой на дно,
рыбы донной тоски баламутят оставшийся воздух.
Мы же знаем – такие слова слишком поздно
говорить и молчать ими страшно, а надобно. Но
сотни трещин паучьими лапами ставят печать
на родное, понятное, близкое, нужное очень.
Кто-то рядом лишает себя полномочий
понимать, забывать, принимать и прощать,
кто-то сверху на нас загляделся с тоской,
обронил пару перьев на крышу горящего дома.
Этот мусор и шум городской
унесёт пересмешник знакомый
в царство тёмных лесов и поднявшихся гор,
где пылают иные закаты.
Мы – войны необъявленной псевдосолдаты,
слушать муторно этот немой приговор.

Но страницу перевернёшь,
позабыв о былой тоске
и поманит святая ложь –
венка тонкая на виске,
замок, тающий на песке,
сладость слова на языке,
мир, висящий на волоске.

AQUA VITAE

Пей воду смерти, наш ангел, она горчит,
знаем ведь – всякий источник достигнет дна.
Слышишь, как ветром срывает огонь свечи?
Юный подумает: «Это моя весна»,

чуткий увидит распятый под снегом куст,
сильным заря обещает кровавый бой…
в этой низине важнейшее из искусств –
жить, пролетая на бреющем над собой.

Быть и не думать, когда же твоя звезда
первым лучом растопит последний лёд.
Пей воду жизни, мой ангел.
Она – вода,
значит, куда-нибудь
выведёт,
утечёт.

НЕОТПРАВЛЕННОЕ

Наташка, ты помнишь июня шмелиный гул?
И как я пытался добраться до дерзких губ,
но всё утыкался в просоленное плечо
и бархатом кожи дышалось так горячо,
а ты наблюдала сквозь ставенки сонных век.
Я вырос, я выжил, я – маленький человек,
из тех, что последними рвутся в смертельный бой,
и нечем гордиться, ну разве что лишь – тобой
и нашим родимым изнеженным городком,
у самого моря. И в горле вскипает ком,
но лёжа в траншее, в подбрюшье чужой земли,
я чую на шее дыханье твоей любви.
И я продираюсь сквозь алую пыль и гарь,
в которых сгорает мой жизненный календарь,
и в этом огне нет пути назад.
Но я обещаю тебе обяза…

СКАЗКА

Слушай же сказку:
в Ином краю,
где не марают в крови ладони,
жил, скажем, Юноша – как в раю –
видел, как в небе неспешно тонет
лодка луны и приходит день,
радостно ветру в оливах вторят
птицы и кружевом вьётся тень,
ласковый край, где не знают горя.
В том же приволье жила Она,
в тихой, простой деревне,
знала, как в поле поёт весна,
слышала голос древний
где-то внутри, призывала дождь,
травы рвала да маки…

Им не знакома сухая дрожь,
сумрачный лай собачий,
гул самолётов, дома в огне,
хрипы смотрящих в небо…

Слушай же, мальчик.
В Иной стране,
где никогда ты не был,
пусть эти двое живут любя,
счастье даря и ласки.
Если не можем начать с себя,
просто напишем сказку.

РЫБАРИ

Что это плещется, там, внутри,
где затихают дневные звуки?
Мы с тобой – вольные рыбари,
сети плетём из своей разлуки,
прочность проверена тех сетей,
не пропускают ни боль, ни радость…
не миновавших семи страстей
жизнь заставляет принять, как данность,
скудный улов из прощальных фраз,
тяжесть вины и песок сомнений.
Больше крылом не коснётся нас чайка
отпущенных сновидений,
мы с тобой – вольные рыбари,
наши моря – без конца и края.
Что это плещется там, внутри?
Не говори,
я всё помню,
знаю.

ПОКОЙ

*

Когда устанем клясться (c'est la vie),
и ясно разглядим во мраке звёзды,
сведи меня к созвездию Любви,
но не проси ответного вопроса –
ведь я нема уже три сотни зим,
с тех пор как тот ушёл,
кто был необходим.
Накрытый стол, зажжённая свеча,
песочные часы растерянно молчат –
здесь всё теперь о нём напоминает.
Лишь ангел с демоном неспешно собирают
на нитку моей жизни рай и ад,
перемежая их грошами дней,
чтобы они в тиши звенели громко.
И принимаю, с радостью ребёнка,
подарки от своих поводырей.

*

Но манит всё, написанное кровью,
не только прочитать – прожить, учуять,
как тёплый след, оставленный любовью
в отчаянном побеге к поцелую.
Коль нужен свет, раздуем ненароком
свечу, бликующую розовым во мраке,
в мечтах о снеге, свежем и глубоком,
по белизне потерянной собакой
так хочется отчаянно брести,
и чтоб твоя печаль в немой горсти
ошейником сжимала тяжко шею,
невидимой цепи теряя звенья.
И, в мудрости ночного откровенья,
пусть сердце ни о чём не пожалеет,
переживёт паденье своей веры
и выгладится ангельской рукой.
Не надо закалять до стали нервы,
чтоб сильным быть, проси душе
покоя.

СКАЗКИ АВГУСТА

Август тянет забыть сценарий,
что прописан на сером небе.
Тёплый маленький бестиарий
пропускает в реальность небыль –
и ворчит, закипая, чайник,
склочным голосом недотроги,
а в ладони накрошен пряник –
угощенье единорогу,
что грустит в опустевшем парке,
за окошком воркует флейта,
на наречьи напевном, ярком
заклинают дракона эльфы,
пролетает усталый ворон,
сны кидая на подоконник.
Выхожу в незнакомый город,
где в тумане цветёт шиповник
и колышется запах пряный
сонных трав, отдающих ласку,
берегам реки безымянной –
там печальная Златовласка
расплетает седые косы,
солнце плавится янтарём,
преломляя хрусталь вопросов,
лето радужным пузырём
уплывает неспешно в осень.

ГРАНИ СНА

*

Стряхнёшь с ладоней жертвенную пыль
чужих незавершенных откровений
и усмехнёшься, что давно уплыл
корабль крылатый старых сновидений –
он малодушно перепутал роль
и в гавани чужой запасы полнит,
и загружает в трюмы ветра соль,
и заливает в бочки неба волны.
И смотрит вдаль отважный капитан,
о диких ярких берегах мечтая,
а ты стоишь на грани сна, босая,
задумчиво вертя ключи от рая.

*

День промелькнул, да и был таков.
В чутких ладонях уснуть легко,
прячется в кокон наитий мысль,
нам не постичь её явный смысл
тайный покажет тебе сама –
только зашторишь окно ума.
Сон прикоснулся ничьим крылом,
стань не сгорающим мотыльком.

*

Спи, моя девочка, пусть тебе
видится старый город в сетях дождей,
улочек путанных тусклая чешуя,
солнца закатного еле живой маяк.
Тучи закутали горизонт,
парк раскрывает дырявый зонт –
не защитит, но укроет, таков резон
этой мечты, уготованной одному.
Город покорной рыбой идёт ко дну
первого дня не твоей весны.

Спи, тебе снятся чужие сны.

СЕРДЦЕПТИЦА

И перестало болеть
за пятым пустым ребром,
там, где жила нелепая
птица счастья.
Воспоминания
покинули зимний дом,
и настоящему тоже
пора прощаться:
будущее – грядущее
просится на порог,
мешкает что-то,
треплет весенний листик…
не до конца обозначен срок
призрачных евхаристий
хлеба – земли,
молодого вина – дождя.
Всё ещё будет,
стоит остановиться –
в новой груди, снова,
но без тебя,
вывьет гнездо
беспокойная
сердцептица.