Ирина Чуднова

 

***

..зелёное или синее – выбирай, хочешь спичку тяни,
или монеткой сыграй, вынешь большее – меньшее
в дар бери. Что же застит глаза и мучит тебя изнутри?

Там, в вышине, в стоячей небесной волне,
в неземном вине вопль неразделённой нежности –
это звенит одна на всё небо цикада,
и губы её в крови, а сердце у райских врат:
белым крылом на закат, лазоревым на рассвет,
под правым крылом сонет, под левым Сократ.

Итак. Ты выбрал синее, мне ли тебя винить,
одевайся, пойдём хоронить вечернее солнце –
миг, и упало в траву, и теперь ты можешь присесть
и услышать свою синеву, заслушаться холодом и
тишиной до утра, чтоб увидеть, как светом морозным
живёт игра отблесков розовых и синевы, а потом
ты познаешь божественный трепет травы, осязаешь
тайное бытиё и вдохнёшь аромат зелёный её.

Вот тогда твоё сердце сорвётся цикадой звеня,
ты на полуслове проснёшься и вспомнишь меня.

1-3.12.2016 г. г. Пекин, Байваньчжуан, 24 – Лунцзэ

МАРГАРИТА ФАУСТУ

Над ночным кварталом ветер –
флюгер по небу распластан,
облака лежат, как пластырь,
на израненной луне.
И на всём на белом свете
только стрельчатые окна,
зарешёченные окна,
лишь одно твоё – в огне.

Здесь, под черепичной крышей,
гулкий звук сильнее слышен,
в тесной комнате по шторам
бродит ветер голубой.
Вот твоё окно погасло,
и за стрельчатым узором
я молюсь, чтоб ты увидел
о моём окошке сон.

май, 1988 г. г. Шахты, Весёлый

ДВА ГОДА СПУСТЯ

                                             А.Б.

..спрячь глаза за дымчатые стёкла –
над драконьей пагодой пунцовым шаром солнце,
через час оно воды коснётся, унося тепло.
Придёт ноябрь. Год пройдёт.
Поверь же в неизбежность..

Джонка заскользит по глади шёлка.
Я глаза закрою и увижу:
в голубом стекле холодной стали струи.
Старый лодочник моей руки коснётся,
приставая к берегу. А помнишь? –

Капал воск на грязные ступени,
карим пламенем горели свечи,
и обрывки жалких слов сорвались в пропасть..

08.11.1994 г. г. Ухань, Юйцзяшань, 31

ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ЦИКЛА
«ЗАРИСОВКИ СЕВЕРНОЙ СТОЛИЦЫ»

***

..Каждый третий день – осень,
ящерицей выползающая погреться на южную сторону
валуна-мегаполиса, хвостом в тень.
Косит изумрудным глазом зеркальных окон,
меняет кожу – чешуйки летят по проспектам,
зелёные с жёлтым, шуршат под ногами, и я
надеваю закрытые туфли, становлюсь
спиной к солнцу, чтоб уловить тепло.
Ветер впутает паутинку в мою причёску,
воздушного змея – в параллели троллей..
Лица сезонных рабочих уже не лоснятся от пота –
кончилось, кончилось лето.

15.10.2003 г. г. Пекин, Шанди Сили, 3

ПРОБУЖДЕНИЕ

Ветер в столице, весна.
В жёлтом тумане мосты.
Холоднокровный март
пылью скрипит на зубах.
Не избежать утрат,
не удержать перемен –
так прихотливый змей
рвётся под облака,
тянутся из темноты
ветви озябшей мэй.

16.03.2004 г. г. Пекин, Шанди Сили, 3

СУББОТНИЙ ЧАЙ В САДУ ПОД ИВАМИ

Под небом бродит ветерок, минута копит день,
Даль глубока, осенний лёгок свет,
Вода играет и блестит, её рябой,
Весёлый блеск глаз праздных не калечит –
В саду под ивами расслабленные речи,
И звук чужих шагов, и мы лелеем лень.

До вечера ещё часы, часы, растягивай обед –
Но быстро промелькнут – ноябрь не обманет,
В прозрачном небе облачко растает,
И вышьют самолёты белый след.

Потёртый за год год, я, наконец, к тебе,
Взглянуть в глаза, порадоваться встрече
И помолчать. Холодный встретить вечер,
И палый листик приколоть к судьбе.

Бег стрелок резв. Придёт туман седой,
Накроет сад, и скрип ворот,
И эхо птичьих голосов, что с лета влёт
Запутавшись, в густых ветвях повисли,
И головастиков моих осенних чувств и мыслей
В забытой кадке с дождевой водой.

Ну, а пока он длится, этот день,
Я им дышу, нежданный праздник отмечая,
И в чашке остывающего чая
Ловлю ветвей рассеянную тень..

10.11.2004 г. г. Пекин, Лунцзэ

___

ОДНО СТИХОТВОРЕНИЕ ИЗ СБОРНИКА
«ДЕСЯТЬ И ЕЩЁ ОДНО СТИХОТВОРЕНИЕ,
НАПИСАННЫЕ НОЧЬЮ»

***

Моя усталость – высокородная птица,
глубоководная рыба,
колонковая кисть,
в двадцать одно касание пишущая
угасание взгляда и тяжесть век.

Моя усталость – седая волчица,
скупость движений,
лопаток подкожный бег.

Сократившись до влажного следа улитки,
до скрипа ночной половицы,
озвучившей твой шаг,
не спеша растекаюсь смычком по волосу скрипки,
светом по стёршейся грани гроша. Усталость.

Виски левой рукой зажав в горсти –
веки дрожат, дыхания ритм бесконечно
на выдохе сбит –

слышу, как ветер в оконную раму стучит,
скалится зеркало, на часах три
стрелки мотают клубки сахарно-ватного времени.

Моя усталость – неутомимый, морщинистый,
медлительный слон
раскачивает хоботом-маятником
в забытьё ли, в сон

втаптывая..

25.02.2004 г. г. Пекин, Шанди, Сили, 3

***

Над водой зависла стрекоза,
плачет за кладбищем зимородок.
У любви упрямый подбородок
и животворящие глаза.

Здесь лениво плещется весло,
здесь скрипит соха, здесь ветер в поле…
Мне с тобой не очень повезло,
но с другою повезёт не боле.
Ведь любить – талант и ремесло
птиц подбитых ставить на крыло.

Зимородок канул в синеву,
вой над свежевырытой могилой.
Пахнет клевером, сырою силой,
нынче смерть порядком накосила –
Значит, время баб валить в траву,
чтобы вспомнить, отчего живу.

16.01-03.02.2012 г. г. Пекин, Лунцзэ

ТОНКАЯ ДИНАМИКА

I.

знаешь, у меня всё что у всех – целюлит-седина-колит,
недовыплаканный смех, недолайканный общий вид,
лощины-морщины, цинична усмешка, крив рта уголок,
сеансы гламурных салонов туда же: невпрок-сырок,
сурок настигает, сурок бесконечный, суровый рок.
вот так постою с тобой по-над бережком-речкой-дугой,
половлю тени-блики, луч солнца над головой,
обернусь сентябрём-угрём, послежу катерки-курки,
погляжу, как мечут внахлёст сети-удочки рыбаки,
подышу тонким ветром осенним, послушаю их матерок
и пойду, пока пёрышко в небе пишет чей-то последний срок,
а потом голубиной почтой его адресату несут,
призывною повесткой-судьбой меж мозолей в ладони кладут.

придержал мои пальцы в сухой и горячей горсти –
и я слышу: у сердца металл просвистел – и уже не спасти!
помогай тебе господи-боже на долгом и пыльном пути,
и прости меня тоже, быть может, сумеешь, прости!
я печаль твою кожей несу и суметь бы её донести:
не раздать, не разъять бы, на атомы не растрясти..

..сквозь трамвайный звонок, на восток –
                                     ах, позвольте, позвольте пройти!

II.

 

зацепиться случайно сердцем за крючок-ништячок рыболова,
смаковать макуху, макову росинку, снова-здорова,
подержать в ладонях кончики пальцев –
                                                     побежалость-жалость:
да я оставлял, вот те крест, звал с собой,
                                                     только ты не осталась!
нет, не осталась ты, и не сбылась, не сошлась как пасьянс,
                                                       вслед не оглянулась,
покачалась с мыска на пятку, углами губ улыбнулась,
и пошла странной походкой витой, как по болотине птица,
по неметенной мостовой, по серым осенним лицам,
вдоль унылой жизни моей, в направленьи земного рассвета,
я стоял на ветру, растягивал трамвайный звонок
на невыносимый литавр конца света,
                                                      разрезал свою жизнь этим
звуком на раньше и позже, чтоб когда-нибудь,
                                        через добрую сотню лет-зим,
посреди ли монгольской степи, на площади в польше
повстречать тебя вновь, на рогатину сна напоровшись
чутким сердцем седым,
                                     не щадя ни желудочков и ни предсердий.
я сто раз уходил-годил, наглотался нездешних поветрий,
я калёным железом травил,
                   в океане солёном топил бесконечную память свою,
изворотливый, злой, гибкий вервий.

пощади меня, тонкая кость, карий глаз,
                                           мой манок, мой силок-оселок,
моя дудочка крысолова!
                                  ..только леса натянуто-сладко дрожит,
и стальной крючок сердце рвёт снова, и снова, и снова..

14-16.09.2016 г. (в праздник Середины Осени) г. Ростов-на-Дону, Пушкинская, 173А

..И ЛАСТОЧКА МУТИРУЕТ К СОВЕ

I.

..и ласточка мутирует к сове – чей глаз как жёлтая полоска
из-под двери, а ты лежишь на свежей простыне,
                                                               тебе шесть лет:
ты мал, пуглив, безмерен и любопытен. Тени на стене рисуют
крыльев мах и посекундно меняются: ты замер беспробудно,
ты жмуришь страх, ты в доме и вовне. Ты – ветер, и колышешь
кроны ив, движением ресниц стреножишь время сторожкое,
лишь потому раним и чуток,
                              что на долгий миг доверил сердечный
стук дверному косяку и замер
                           ожиданьем скрипа несмазанных петель.

               Она безлика, но ощутима. Смерть. Она в дому.

Пространство упирается в глаза,
                                  рождая красный отсвет на сетчатке,
клонируются тени – отпечатки
                              совиных крыльев. Майская гроза, и та,
не заглушит их чёткий след:
                        полночный шорох, метроном печальный –
назад тому две ночи умер дед.
                        Сосновый гроб стоит в угрюмой спальне –
потусторонней мебели предмет.
                                      Там сладковатый обморок сирени
тревожит надзеркальный креп и забивает ноздри.

                                                               Эхо тени и тени эха –
дед был глух и слеп, и молчалив, бездвижен, недвижим, лишь
вязкий сип, надсадный голос лёгких, подсказывал, что дед
                                                               пока что жив.
Босая смерть облизывала стёкла на всех часах. Сырой рассвет
день ото дня худел. Замком гремел, как тощая сиделка,
когда входило утро. Стрелка на дедовых часах
                                                                              умаялась вконец,
замкнув собой дыхание и боль. Ловец разжал ладонь:
                                                                      и загнанная
белка легла ничком в сердечном колесе.

                                    Теперь ты учишься не доверять росе:
сирень, гроза и все, и всё вокруг тебя подыгрывает смерти. Ещё минута
и – светает.
Там что-то шаркает.. застыть? кричать? ..вот-вот!!

Но это бабушка идёт. Дверь, наконец, скрипит.

И всё в тебе мгновенно засыпает.

II.

Ты ни за что губами не коснёшься уже чужого дедовского лба.
Но первым твой ком земли ударит в крышку гроба.
                                                                     Отступит смерть.
Сова и ты – вы оба сочтёте ласточек в промытой вышине
над кладбищем. Поверх чужих могил. И ты почувствуешь,
как дед тебя любил: сурово, сдержанно, необычайно –
что было сил – и в отходном бреду.
Так ложечка кружится в чашке чайной
                                                       и увязает в сахарном меду.

Бабуля доживёт до взрослых лет. Твоих. Уйдёт внезапно.
На кладбище соседка и сосед поедут. Там ты осознаешь: дед
не был отпет, как следует. На ватных ногах домой вернёшься.
Молод. Сед. Глядеться в толщу лет –
                                                              чужих, своих, непрожитых,
нестрашных, какие есть. На завтра съешь обед,
                                                              тот, что был сварен
бабушкой. Домашних харчей забудешь вскоре вкус и цвет.

До той поры, когда.. Сирень. Сосна.
                                                 Снята на отпуск дача на берегу
реки. Луна и ласточки. Любовь.
                                            Полоска света прорежется из-под
дверной доски. Но детские секреты
                                              рассказывать не станешь милой.
С ней меж свежих простыней так славно,
                                                    так легко молчать про это,
как отсчитать по списку кораблей свою судьбу.
Гроза. Начало лета. Стрекочут насекомые в траве,
цикады и кузнечики – поэты.

..и ласточка мутирует к сове.

28-30.01.2018 г. г. Пекин, Байваньчжуан – Лунцзэ

ВЫСТРЕЛ. МЕТЕЛЬ ЗА ОКНОМ

..смазка мила вороному стволу,
пуля не дура – раба.
точен и голоден твой поцелуй,
неотвратим, как судьба.

ласка-шаманка – всполох воронья,
боль даровой пустоты,
где откупается верность твоя,
чем утешаешься ты? –

правишь стук сердца, наследуешь нож,
топишь две тени в огне –
шёпотом рук, скрипом стынущих кож
предвоскрешаешься мне.

телом влечёшь по ту сторону крыш,
сердце твоё – полынья,
ты не полюбишь – орлом воплотишь
рыбу и сталь и меня.

и поведёшь сквозь звериный конвой,
комкая ночь в рукаве,
грубой, не льнущей за следом тропой –
пряжей в небесной траве.

если мой долг боль-метель пережить,
перетерпеть горесть дня, –
стану берёз голоса хоронить
в недрах гудронных огня,

чтоб удержать на загривке ветлы
месяц неявь, где вода –
сплав триединый во чреве золы:
сумерек, праха и льда.

но, отпустив первородный курок –
меж ползунков и кальсон,
выстрел раскруживает потолок..

..и целует моё лицо.

30.10-13.11.2018 г. г. Томск, гост. «Рубин» – г. Пекин, Лунцзэ

АВЕЛЬ

– Ты можешь подождать меня, пока
Я руки мою под слюдой пейзажа?
А. Ковальчук

А.К.             

я видел свет: полдневные валы
катило небо с лунной рябью споря
из-за ржаной обветренной скалы
сходили трое
на запад шли
вдоль перелома дня
я не был среди них –
не заглянуть в те лица
Господь мой дар призрел
но не упас меня
и было крови суждено пролиться
от сладко пахнущей зерном родной руки
и братний лоб – волчец безблагодарный –
печатью гнева скорби и тоски
ожёг Господь рудою киноварной

печаль греха не смоет лазурит
слюда не отслоит.

19.11.2018 г. 14:52 г. Пекин, Лунцзэ

ВЕЛИКИЙ ПРЕДЕЛ*

дай же сгореть моему
телу во льду в огне –
космос, постой за меня, побудь
на моей стороне!

ведь куда бы тебе
ни идти –
всё упрёшься в меня
в тишь
помолчишь
руками всплеснёшь на ветру

а что станет
когда я умру? –

ноги как лёд босы
сердце в огне –
похорони меня, космос,

вне.

16.09.18-08.01.2019 г. г.Москва, Тимирязевская – г. Пекин, Лунцзэ
______
* Великий предел – этап космогенеза по древне-китайским представлениям (выделяется в ранних комментариях к Книге Перемен), который (этап) характеризуется разделением Беспредельного на антагонистические противоположности – мужское и женское, прошлое и будущее, по-сю и по-тустороннее. Графически представляется в виде круга, разделённого волнистой чертой, на светлую и тёмную половины.

ИЗ ЦИКЛА «СОВРЕМЕННОСТЬ»

МЕЖДУ АДОМ И РАЕМ

«Полиция Канады обнаружила плантацию марихуаны,
охраняемую тринадцатью чёрными медведями,
как сообщает агентство The Canadian Press».
mixtv.ca и ведущая Татьяна Субботина

между адом и раем
между адом и раем
конопляное поле и
тринадцать медведей
и свинья вислобрюхая
с ними полиция
между адом и раем
конечно полиция
простые ребята
по слухам канадские
и свинья вислобрюхая –

смейся! после расскажешь
внукам о том, как ты жил, как
ты выжил во времена новостей о
локальных кровавых войнах
и великой кибервойне
на которой сгинули
твои-нетвои ровесники –
одни захлебнулись смехом среди соцсетей
другие не пережили абстиненции лайков и котиков
перекормили друг друга репостами
и все умерли, умерли!

и тогда твои внуки спросят:
– скажи, дэд! – правда ли, что
на той вашей войне выжили только
тринадцать канадских медведей
и свинья вислобрюхая?
ведь сегодня за каждым окном
мы видим лишь – одно это поле
конопляное поле
между раем и адом?
между адом и раем..

..но если прислушаться
к пыльным порывам ветра
в них отчётливо проступают обрывки
истошного смеха
по чёрным канадским медведям
по свинье вислобрюхой
и пароли от ада и рая
и читкоды, читкоды чтобы
хоть кто-нибудь, может быть ты,
хоть когда-то осмелился
перейти конопляное поле
вброд вбред взыбь

перейти

и закончить большую войну
и воскреснуть.

20.03.2019 г. г. Пекин, Лунцзэ

КОЛОДЕЦ

видишь? –
глина, ветра и тарантул забили
мой рот
до спасенья от жажды
дневной переход и тугие, как поступь, как вьюки
верблюжьи года

родниковый мой корень –
мой сокол, мой окунь
иссяк, перебит, пересох
перетёрся в песок, стал незрячий самум
стал слюда

ни молитвы, ни сына, ни гибкой, как серна, лозы
ни жены, ни кола, ни шатра, ни межи, ни вола –
от бесплодного завтра
ни пригоршни дробной луны
ни слезы

немота и зола

и пустыня нагая молчит
между звезд
легковесно мерцает слюда
время трётся о жернов, кружит –
монотонно зудит его хорда..

..слышишь невыразимого гул? –

так во мне прибывает живая
живая вода
и поит
и колышется в горле
и неисчерпаемо горло.

14-18.04.2019 г. г. Пекин, Лунцзэ

КРУГОВОРОТ

я научу тебя любить обэриу
возьми бутылочное стёклышко в траву –
оно тебе и циркуль, и треножник
теперь ложись к подножию травы
послушай, как вокруг свистит ковыль
как ластится к такыру подорожник
как строг к соседям сэр чертополох
как бесконечно выспренна сурепка
пусть чистотел испачкает твой слог
липучей кровью

ты
дышать
старайся редко
но глубоко
вот так
лежи
гляди в бутылочный осколок
на межи
и в небо

лежи, пока вокруг ворчит трава
и в теле ощущенье естества
лови на мареве степном взопревшей негой
дели часы на полдень, нечет, чёт
и встань, когда прохлада натечёт
под бархат пропылённой ветром кожи
сумеешь встать – вернёшься в города
а нет, пусть будет степь тобой
сыта –

чертополох, сурепка, подорожник.

16.05.2019 г. г. Пекин, Лунцзэ

***

вода, вода, замри и помолчи –
я добываю времени ключи
в твоих волнах свинцовых и незрячих.
на ощупь, на погоду, на беду
так руку между струй твоих веду,
как музыкант меж струн усталость прячет.

замри и помолчи, моя вода –
я добываю память из-под дна
о том, что по рождении случится
со мной и с миром. различат ветра
тех, чья душа невинна и мудра,
чья ледяна и сладостна криница.

и тот, кто замирал на раз-два-три,
придёт на светлый голос изнутри
обнять меня стоструйными руками.
качаясь в них, гадаю вперечёт –
ты станешь пар? ты станешь колкий лёд?
я стану дол, я стану степь и камень.

я стану соль, ты станешь снегопад –
и кто кому судьба, лекарство, яд?
кто нас с тобой в морскую кровь смешает?
посмеет кто единое разъять? –
хрустален шторм, аквамаринна гладь
и твердь распахнута, волны не разрушая..

15.09-18.12.2019 г. Новофёдоровка – Москва – Пекин